Часть 8

Нескольким раньше, где-то в начале апреля, у меня случился шанс побывать ещё раз в рядах Вооруженных Сил, теперь уже более основательно, на профессиональной основе. В то время, как поговаривали, вдруг возникла нехватка офицерских кадров. И действительно, выпускников военных кафедр стали часто и густо призывать на срочную службу. Вот и меня пригласили в военкомат на медкомиссию, где я предстал в одних труселях перед членами ВВК. Ещё в школьные годы те же самые «эскулапы» осматривали меня в допризывном и призывном возрасте. Я помню,  как хотел наш школьный преподаватель военной подготовки видеть своих учеников курсантами. Жорес Андреевич Мещеряков меня лично подвигал на подачу заявления в Нахимовское Высшее Военно-морское училище, как он огорчился, когда лор меня «зарубил» из-за, как ему казалось, слабой слизистой оболочки моего носа. Теперь этот же лор-врач, такой высокий, худой, лицо с оспинками, керчане моего призывного возраста его хорошо знают, пишет «здоров», несмотря на мои жалобы на гайморит и хронические сопли. Затем также не реагирует на мои сетования на былую травму и головные боли невропатолог. Я самый здоровый в мире человек! Их бы слова да Богу в уши! Председатель комиссии смотрит на мня поверх очков:

Часть 7

По возвращении из Одессы я вплотную занялся подготовкой лаборатории к аттестации.

Действительно, работы было «непочатый край». Какие-то требования технологических указаний не выполнялись из-за недостатка то оборудования, то оснастки. И в документации вскрылась масса недочётов. Стало отнюдь нескучно. Сначала выяснить, какие правила и нормы действуют, и что конкретно они требуют. Затем ликвидация этих несоответствий, долгая, методичная, муторная….  на много месяцев. Пришлось несколько раз съездить в Симферополь, в АТБ, для сверки технологий в техотделе, для выяснения всяких тонкостей обслуживания и проверок в их лаборатории. Причём оказалось, что у них есть такие же недочёты, за что Алексей Ильич  Тузков пообещал моим симферопольским коллегам «увесистую дыню», если они в кратчайший срок эти недочёты не ликвидируют. На некоторые агрегаты, обслуживаемые в лаборатории, вообще не было технологических указаний по обслуживанию. В таких случаях разрешается  разработка технологических инструкций внутри предприятия с утверждением в органах метрологического контроля. Вот мы с Виктором Ивановичем взялись за сочинительство недостающих инструкций.  Когда все стенды и документация были приведены в соответствие требованиям, я взялся составлять бумаги для аттестации, в части касаемой  моей половины лаборатории, нарисовав их в черновом виде.

Вот таким был я в те годы.

Часть 6 

Вернувшись в Керчь, я занялся комплектованием себя форменной одеждой. В те времена форму получали на складе Отдела материально – технического снабжения (ОМТС).  Форма выдавалась не совсем бесплатно, какую-то часть суммы поэтапно удерживала бухгалтерия из зарплаты. Склад ассортиментом не изобиловал. С первого похода к кладовщику Василию Ивановичу Бочкарёву мне достались только зимнее пальто,  летняя серая (позже они стали нежно-голубыми) сорочка, некоторое количество аксессуаров и знаков различия.  Костюм пришлось заказать позже в военном ателье (было такое в Керчи), а фуражек, шапок, ботинок вообще не складе не было. Шапку-ушанку я приобрёл в универмаге, прицепив к ней кокарду. Пришил к пальто погоны положенной мне 8 категории с серебряными шевронами и золотой окантовкой. Ботинок чёрных, пока, не нашлось. Костюм заменил своим гражданским из синего бостона, но на первое зимнее время сойдёт. Пиджак всё-равно под пальто не видно.  А фуражку я купил в индпошиве во время моей первой командировки в Одессу. Фуражка была на славу, красивой формы, такая лихая. Форменная одежда мне очень даже подошла. Особенно в зимнем пальто и фуражке я уж слишком был похож на офицера вермахта. Сколько раз случалось, какой-нибудь малыш дёргает маму:  «Мама! Смотри, смотри! Фашист идёт!». Так что я стал её таскать ежедневно, как шеф. Коллеги посмеивались, Погорелов подшучивал: «Во! Будущий начальник ГУЭРАТ СССР!»  Боря говорил, что это увлечение скоро пройдёт, сам пресытился ношением военной формы за годы службы в ПВО. Но тут и волки сыты и овцы целы,  и начальство не гундит.

Часть 5

А ещё я был назначен приказом ответственным за метрологическое обеспечение АТБ. Работа,

в принципе, не сложная. Держать на контроле все имеющиеся средства измерений и вовремя доставлять их на поверку. Раз в год заключать договоры с поверяющими органами. С этими проблемами были связаны частые командировки.

Первая моя командировка состоялась в начале октября. Я должен быд доставить в метрологическую лабораторию Симферопольского авиаотряда  для поверки измерительную аппаратуру, попутно решить ряд порученных вопросов. Перелёт был запланирован на нашем Ил-14, летевший в Симферопольский аэропорт по какому-то своему заданию. Аппарутура была загружена, я снабжён необходимыми «бумажками» и проинструктирован. Когда меня увидел перед отлётом шеф, то чуть не проглотил от гнева язык:

- Ты, что, так поедешь?

На мне была чёрная плюшевая шуба, потёртые джинсы, экстерьер дополняли яркий шарф и вязанная шапка с бубоном. Вообще, специалисты АТБ должны носить форму работников Гражданской авиации, но в нашем АТБ это требование, в подавляющем случае, игнорировалось.

Часть 4 

Авиационно-техническая база предназначена для всестороннего облуживания самолётно-моторного парка. Личный состав делится на две части – специалисты по самолёту и двигателю (на авиационном сленге «слоны») и специалисты по авиационному и  радиоэлектронному оборудованию (А и РЭО), что по старому регламенту звучит, как радио, электро, спецоборудование самолётов (РЭСОС), отсюда сленг «рэсосник». В нашем случае каждую половину возглавлял старший инженер. У «слонов» свой, у «рэсосников» свой. Существовало две смены во главе с начальниками. Смены менялись через каждые два дня. В каждой смене две бригады, состоящие из техников – «слоны» и «рэсосники» возглавляемые своими инженерами смен и бригадирами. Также был отдел технического контроля с двумя старшими инженерами обеих специальностей и инженерами смен. Работу специалистов по самолёту и двигателю обеспечивала группа подготовки производства, где хранились и выдавались инструменты, материалы, подготавливались двигатели для плановой замены, и выполнялась куча других вспомогательных работ. В составе базы существовала лаборатория Аи РЭО. В ней на специальных стендах проходило проверку оборудование, снимаемое и устанавливаемое на самолёт. Вот инженером Аи РЭО этой лаборатории я и был назначен. Вернее половины лаборатории, где проверялось штатное оборудование самолётов. Со мной работало несколько техников, количество которых со временем менялось. Вторая часть лаборатории – группа ЛИК – лётно-измерительного комплекса.  Дело в том, что часть наших самолётов была оборудована лабораторными комплексами, применявшимися для облёта (обслуживания и наладки) радиотехнических систем аэропортов всей европейской части Советского Союза.

Часть 3 

После экзамена меня вызвал к себе Охрименко:

- Завтра выходишь на работу. Ты будешь у меня инженером лаборатории Аи РЭО, но сначала постажируешься в смене, на самолётах, чтобы ты у меня имел допуски ко всем формам обслуживания Ил-14. Я тебя ставлю инженером второй смены, вот завтра и выходишь. Там есть бригадир «рэсосников» Жора Антоненко, с ним работаешь. На следующий день выполнили ряд вступительных формальностей, я расписался в нескольких каких-то журналах, на складе мне выдали техническую спецодежду, познакомили с Жорой Антоненко. Итак, на месяц я попал во вторую смену, чтобы отстажироваться по всем формам технического обслуживания самолёта Ил-14, что это такое, я  тогда даже приблизительного понятия не имел. Охрименко говорит Жоре:

Базовый самолёт Керченского авиационного отряда в 80х годах.

Часть 2 

Керченский аэропорт расположен на западном краю города. Тогда это предприятие

Гражданской авиации СССР носило название Керченский Авиаотряд, который входил в состав Симферопольского Объединённого Авиационного Отряда, был его структурной единицей. Авиаотряд состоял из ряда служб:  штаба с бухгалтерией и отделами, лётного отряда, диспетчерской службой, авиационно-технической базой, аэровокзала со службой перевозок  и целого перечня наземных служб обеспечения. Нужно ли говорить, что я попал в совершенно мне незнакомую страну Авиацию, где свои структура, правила, обычаи и сленг.  В отделе кадров меня поставили перед выбором. Зоя Михайловна, олицетворяющая и представляющая весь отдел кадров, спросила:

- В какой службе вы хотите работать – АТБ или ЭРТОС? – и вкратце пояснила, что АТБ – авиационно-техническая база, а ЭРТОС – база эксплуатации наземного радиотехнического оборудования и связи, что в обе службы нужны инженеры.

Часть 1

Поезд отошёл от перрона вокзала Таганрог-1. Я смотрел в окно и провожал взглядом городские 

пейзажи, которые стали родными за годы учёбы. Да, грустно. Закончился очередной этап жизни, годы лихого студенчества в стенах Таганрогского радиотехнического института стали историею, впереди неизвестность. В кармане диплом радиоинженера специальности 0707 радиоэлектронные устройства. Когда-то 1977 году я приехал сюда, высадившись на морвокзале с катера на подводных крыльях под названием «Комета». Стоя на балконе припортовой гостиницы «Темиринда», отдыхая перед первым выходом в город, я размышлял о судьбе ждущей меня впереди. Тогда я входил в этот город, институт, студенчество… Сегодня я уезжаю, уезжаю навсегда, с перспективой коротких визитов к институтским друзьям в будущем. Все годы учёбы я представлял себя после  окончания института инженером какого-нибудь НИИ.  В процессе ознакомления со специальностью оформилось желание заниматься радиоуправлением и радионавигацией, поэтому перевёлся со специальности 0701 радиотехника на 0707, которую точнее было бы назвать не радиоэлектронные устройства, как она официально именовалась, а радиотехнические системы.